Многоуважаемый Эдуард Степанович!

Дорогой Эдик!

Ты строишь миры на сцене много - много лет, и ты сам — огромный мир, и для меня было счастье его познать. Вернее, чуть-чуть в него войти, он так огромен, многолик, что охватить все его богатство, я думаю, никому не удавалось. Ты лауреат очень многих премий, в том числе, самых высоких - в СССР, а теперь уже и в России. Ты выдающийся художник, академик...

Мой дорогой! Но ты и блистательный литератор, и точно также удостоен многих престижных литературных премий. Такими разносторонне одаренными были художники Ренессанса. Конечно, ты человек Ренессанса, и не только в искусстве, но и в жизни. Ты безумно талантливый художник, но у тебя есть особое свойство - ты творишь сердцем, своей душой.

Только ты мог создать мир Сервантеса на нашей, узкой, непригодной для театрального действа, сцене в бывшем конференц-зале на Новом Арбате. Это был постоялый двор, но это было постоялый двор эпохи Возрождения, единственное место, где мог совершать свои безумные подвиги испанский идальго.

А нашему новому театральному Дому ты подарил свой изумительный занавес — предмет моей гордости. Я тебе безумно благодарен за все, что ты сделал для театра «Et Cetera», но я тебе благодарен и за все твои спектакли, которые ты поставил в БДТ. Я с восторгом смотрел спектакли Георгия Александровича Товстоногова, и я понимал, что у великого режиссера был и великий соавтор. Я учился у вас, с восторгом и благоговением.

Я твой ученик, говорят, что это право называться учеником, дает сам Учитель, но я не спросив у тебя, говорю: я твой ученик, ученик в искусстве и ученик в жизни.

Мой дорогой, любимый Эдик! Будь здоров, многие тебе лета, оптимизма, хорошего настроения. Твой юбилей — это ошибка, твоему творческому азарту и энергии могут позавидовать молодые. Ты неутомим, полон идей, и оставайся таким еще долгие годы. Обнимаю, очень люблю.

Александр Калягин