"Вечерняя Москва"

«У вас там что, тетка Чарлея будет играть вождя?» — допрашивали Олега Ефремова на министерском «ковре», когда тот решил дать роль Ленина Калягину в программно-провокационном спектакле «Так победим». В папаше Убю — заглавной роли Александра Калягина — шут и диктатор соединились.

Альфреду Жарри было 14 лет, когда он написал «Короля Убю», вдохновляясь мыслями о ненавистном учителе при создании, так сказать, образа Убю. На премьере в парижском театре «Эвр» в рафинированную публику понеслась брань. А позже, как образно написано в программке, «из толстого брюха Папаши Убю родились и театр сюрреализма, и театр абсурда, и „театр жестокости“… а за право называться учениками Жарри боролись Борис Виан, Хулио Кортасар и Мишель де Гельдерод».

Пересказывать сюжет пьесы, не имевшей в России сценической истории, дело не самое благодарное. Причинно-следственные связи здесь сродни диалогам вроде: «Себя Венере уподобивши. — Что-что? У кого вши?» — они абсолютно алогичны. И тем не менее. Папаша Убю, вдохновленный Мамашей Убю (привет леди Макбет), убивает беспечного польского короля Венцеслава избирает себе его корону. Затем он недолго правит Польшей, шокируя окружающих, а после отправляется воевать с Россией, увязает в ее просторах, теряет войско и вскоре узнает, что польский трон занял сын покойного Венцеслава.

Театр с «буквой» пьесы несколько порезвился — например, добавил сцену торговли за стратегическую высоту между папашей Убю и русским воином Михаилом Федоровичем (самую смешную) и некоего дерганого персонажа-гимназиста Альфреда (самого скучного). Но «дух» сохранил.

Ставить «Короля Убю» предложил Калягину болгарин Александр Морфов. Внятных поводов поставить «Убю» в “Et cetera”, по-моему, два — театроведческо-просветительский (вряд ли кто-то еще возьмется за эту пьесу-манифест столетней давности) и личностно-актерский.  Александр Калягин буквально купается в роли. Человек-«жополик» (термин, придуманный, как определение персонажей художника Олега Целкова, по сути, очень подходит к герою Калягина), не обезображенный интеллектом. Стихийное бедствие. Жестокость, замешанная на детской непосредственности и непобедимом обаянии. «Жопы», «клизмы старые» и прочие «ласковые» обращения сыпятся в неимоверном количестве. Пародия на всех диктаторов сразу — театральных и политических. Клад для фотографов — Калягин в шароварах, в беретке с помпочкой или летном шлеме уморителен.Александр Морфов придумал много постановочных трюков. Снова, как и в «Дон Кихоте», использовал экран с видеоизображением (убийцы короля закалывают его экранное изображение). Закончил первый акт эффектным, в буквальном смысле воздушным, танцем висельников — повешенных польских дворян (хореограф Сергей Грицай). Придумал вставные номера вроде знакомства новоиспеченного диктатора с доселе им невиданным микрофоном для тронной речи, которое для микрофона закончилось плачевно.

Но сколько-нибудь внятной идеи, ради которой стоило бы сегодня ставить «Короля Убю», режиссер так и не предложил. Эстетических пощечин общественному вкусу «Папаша Убю» не наносит — так, невинные шалости. Да и правда-матка о том, кто нами правит и какими путями добивается власти, тоже как-то не впечатляет.